Я стояла напротив того самого желтого дома, где жил он. Все что меня отделяло от двери — это жалкий кусок дороги. Мне хотелось, как и раньше постучать в эту железную дверь, услышать лай дворовой собаки и увидеть блеск его карих глаз. Теперь все это пустое. Теперь всему этому никогда не бывать.

Те, кто читают меня давно, знают про моего друга детства, в которого я была безумно влюблена. Этот пост снова будет посвящен Юре. 

Юра ушел в армию в начале июня, может быть даже июля. После нашей ссоры, я ничегошеньки не знала о нем и полностью погрузилась в совместную жизнь с новым мужчиной. Вчера, стоя там, напротив его дома, я ловила маршрутку, что бы отправится к своему мужчине. С грустью я смотрела на эти ворота, железную дверь, с грустью слышала поскуливающую дворовую собаку. Совсем неожиданно для меня вышла его бабушка, Татьяна Федоровна. Постаревшая, седовласая, но попрежнему такая же красивая, как и в моей памяти, на ней лежала тяжелым весом печать неведомой мне в тот момент грусти. Черный кружевной платок покрывал ее голову. 

— Юля?- окликнула она меня, чуть сщурив глаза от слепоты. — Юленька, что же ты стоишь там, подойди сюда. — Дрожащими руками она обняла меня и спросила — Юля, почему тебя не было все это время? Вы поругались? Он так скучал по тебе, но теперь...- она судорожно всхлипнула, по щеке градом покатились слезы.

— Татьяна Федоровна, почему вы плачете? Что-то случилось??-я начинала нервничать, душа подозревала недоброе. — Татьяна Федоровна, пожалуйста перестаньте! — пыталась успокоить ее я, стараясь побыстрее найти платок в своей сумке. Промокнув глаза, Татьяна Федоровна успокоилась и, тяжело вздохнув, сказала всего два слова.

— Юра умер. — сказала она и снова тяжело вздохнула, сдерживая рыдания. Мои реакции так быстро сменяли друг друга, что на какой-то момент мне даже стало страшно. Я ощущала себя героиней, какого-то очень дешевого кино. 

— Юра умер? — повторила я.

— Да, деточка. Его избили до смерти деды. Ах, зачем я его туда отпустила...- сказала Татьяна Федоровна и опустилась прямо на клумбу. Я села рядом с ней. Сказать было больше нечего. Так мы и сидели, старость и молодость, любившие одного человека. 

Весь вечер, всю ночь и следующий день, я никак не могла выбросить из головы тот факт, что НИКОГДА не увижу больше эту улыбку, эти карие глаза, не услышу смех и голос. Остается лишь нервно затягиваться и скрывать слезы под улыбкой, что бы любимый не понял, что все живое во мне умерло в тот день, когда какой-то ублюдок поднял руку на солдата.