Морозным, холодным утром, она шла по белесым улочкам. В округе еще никого не было. Только злые голодные дворовые собаки, собравшись в кучу лаяли на маленького котеночка, что забился на дереве.

Проснувшись пару часов назад на холодном полу мансарды дома номер 6, в разорванном, до пупка, платье, грязном белье, завернутая в какую-то нелепую тряпицу, она медленно побрела в сторону своего дома. Пару раз, спускаясь по бетонной лестнице, она падала. Коленки ее были разодраны, губа кровила. Снег впивался, в некогда нежную, кожу ступней, словно она шла по битому стеклу. Ее рыжие волосы развевались на холодном, январском ветру. Щеки от мороза и ветра, стали похожи на розовую чешую. По началу она хотела поплакать, слезы замерзали на ресницах, от чего становилось еще больнее. О вчерашнем дне она не помнила. Не сразу она заметила, что оставляет за собой кровавую дорожку. Внутри все ломало. Будто каждый орган разрезали, вынули, обмакнули в щелочь и вернули на место. 

Отойдя от собак она побрела дальше. Улицы будто опустели, а город вымер. Постепенно в голове начали всплывать картинки вчерашнего дня. Вот он в пиджаке, лаковые туфли блестят в свете дорогой люстры, крутит на пальце ключи от машины. Богатый. Наглый. Лощеный. Вот она, у бара, пьет. Вроде бы шампанское. Вот машина, едут куда-то. Он держит ее за руку. Выходят. Вот мансарда. Белые простыни, свечи, тонкий шелк. А с утра голый матрас и пятна крови. Задумавшись, она остановилась. Внимательно посмотрела на свои руки — остатки крови, собачья слюна, немного шерсти. Ногти сломаны, лак облупился. Снова воспоминание: Он наливает что-то в бокалы, дает выпить. Провал. 

На улице светало, стали появлятся первые машины. Она все шла, до дома оставалось еще немного. Ноги уже плохо слушались, руки замерзли. За то, что с нею произошло, она винила только себя. Память подкидывала жуткие картинки его жестокости, которые сопровождались болью, одновременно, всех частей тела. Пожалуй, нужно пойти в полицию — прямо так, на лицо факт изнасилования. Но жутко хотелось домой, в ванну. Смыть с себя его руки. А главное кровь. 

Три, четыре, пять. Она взмахивала ножом, стальное лезвие по рукоять уходило в мягкую плоть, брызги крови на лице составили странный рисунок. Шесть, семь, восемь. Куда же она подевала труп?